Неточные совпадения
Стертые вьюгами долгих зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу, как нищие
на паперти, и тоже, вместе со мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного,
двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам
на шестке печи. Душная теплота поднимается ко мне; густо слышны нелюбимые мною
запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти
запахи всегда вызывают у меня уныние.
Ошарашенный этой грозной вспышкой, батальон
двинулся послушно и бодро, точно окрик послужил ему хлыстом. Имя юнкера-протестанта так и осталось неизвестным, вероятно, он сам сначала опешил от своей бессознательно вырвавшейся дерзости, а потому ему стало неловко и как-то стыдно сознаться, тем более что об этом никто уже больше не спрашивал. Спроси
Паша сразу
на месте — кто осмелился возразить ему из строя, виновник немедленно назвал бы свою фамилию: таков был строгий устный адат училища.
Заглядывая в желтую яму, откуда исходил тяжелый
запах, я видел в боку ее черные, влажные доски. При малейшем движении моем бугорки песку вокруг могилы осыпались, тонкие струйки текли
на дно, оставляя по бокам морщины. Я нарочно
двигался, чтобы песок скрыл эти доски.
В это время подошел пассажирский поезд. Он
на минуту остановился; темные фигуры вышли
на другом конце платформы и пошли куда-то в темноту вдоль полотна. Поезд
двинулся далее. Свет из окон полз по платформе полосами. Какие-то китайские тени мелькали в окнах, проносились и исчезали. Из вагонов третьего класса несся заглушённый шум, обрывки песен, гармония. За поездом осталась полоска отвратительного аммиачного
запаха…
Егорушка, бледно-зеленый, растрепанный, сильно похудевший, лежал под тяжелым байковым одеялом, тяжело дышал, дрожал и метался. Голова и руки его ни
на минуту не оставались в покое,
двигались и вздрагивали. Из груди вырывались стоны.
На усах висел маленький кусочек чего-то красного, по-видимому крови. Если бы Маруся нагнулась к его лицу, она увидела бы ранку
на верхней губе и отсутствие двух зубов
на верхней челюсти. От всего тела веяло жаром и спиртным
запахом.
Пелагея заморгала всем лицом и заревела… Унтер взял со стола большой хлеб, стал рядом с нянькой и начал благословлять. Извозчик подошел к унтеру, бухнул перед ним поклон и чмокнул его в руку. То же самое сделал он и перед Аксиньей. Пелагея машинально следовала за ним и тоже бухала поклоны. Наконец отворилась наружная дверь, в кухню
пахнул белый туман, и вся публика с шумом
двинулась из кухни
на двор.
Но не смертью и не унынием дышала природа. От земли шел теплый, мягкий, живой
запах. Сквозь гниющие коричневые листья пробивались ярко-зеленые стрелки, почки
на деревьях наливались. В чаще весело стрекотали дрозды и воробьи. Везде кругом все
двигалось, шуршало, и тихий воздух был полон этим смутным шорохом пробуждавшейся молодой, бодрой жизни.
В полуверсте от станции он сел
на камень у дороги и стал глядеть
на солнце, которое больше чем наполовину спряталось за насыпь.
На станции уж кое-где зажглись огни, замелькал один мутный зеленый огонек, но поезда еще не было видно. Володе приятно было сидеть, не
двигаться и прислушиваться к тому, как мало-помалу наступал вечер. Сумрак беседки, шаги,
запах купальни, смех и талия — всё это с поразительною ясностью предстало в его воображении и всё это уж не было так страшно и значительно, как раньше…
Двигался туман и огни, и опять о грудь Павла бились плечи женщины и перед глазами болталось большое загнутое перо, какие бывают
на погребальных колесницах; потом что-то черное, гнилое, скверно пахнущее охватило их, и качались какие-то ступеньки, вверх и опять вниз. В одном месте Павел чуть не упал, и женщина поддержала его. Потом какая-то душная комната, в которой сильно
пахло сапожным товаром и кислыми щами, горела лампада, и за ситцевой занавеской кто-то отрывисто и сердито храпел.
То
двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами, и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди,
на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих
на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим
запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась
на назначенных местах.